Верой и правдой

Материал из Мир Ахаса.

Перейти к: навигация, поиск

Верой и правдой

Эбби Линн

Рассказ-вводная к приключению TSR2417 Черное Пламя.

Перевод с английского А. Вироховский. 02.03.08-08.03.08


- Ты кто? - требовательно спросил Хаману, Король Урика. Глаза короля были такого же самого зеленовато-желтого цвета, как и плащ юноши, стоявшего перед троном.

- Гельмин Плукратес. - Голос юноши был едва слышен.

- Что ты такое?

Подходящий ответ - "Я человек из Урика, который клянется служить верой и правдой" - исчез из сознания Гельмина, а на его месте возник ветер, вой которого он только и мог воспринимать.

Ветер всегда был частью жизнь Гельмина. Насколько он мог вспомнить, ветер всегда предупреждал его, когда он был в опасности упасть во мнении какой-нибудь важной персоны и не оправдать ее ожидания. Иногда ветер был тих и ласков, и насвистывал точные слова, которые кто-то хотел услышать. В других случаях его личный ветер дул порывами - вроде несущего песок ветерка перед песчаной бурей - и предостерегал его против необдуманного поступка. А иногда становился очаровательной, благоухающей тропинкой, уводящей его от неведомой опасности.

Этот проницательный, всегда-изменяющийся ветер никогда не заставлял; он только предупреждал. Часто Гельмин не был даже уверен, как он должен понимать его предупреждение. Когда он был намного моложе, было несколько случаев, когда он не обратил внимание на эти предупреждения и очень пожалел об этом. Он никогда не обсуждал свой талант с кем-нибудь другим. Но даже когда ему хотелось рассказать кому-либо об этом, сам ветер предупреждал его и он проглатывал рвущиеся наружу слова.

Но этот странный ветер никогда не дул так яростно, как теперь, когда он стоял перед королем. Исходя из своего богатого опыта, Гельмин интерпретировал его вой как предупреждение о смертельной опасности. Но какая опасность ждала его сейчас, на церемонии выпуска из академии темпларов? Гельмин, который был сыном, внуком и правнуком высших темпларов, был бы уверен в своем положении, если бы сумел вспомнить слова, вырезанные на двери дома любого темплара.

Гельмин опять попытался вспомнить, и опять ветер выдул эти слова и его сознания, когда он почти схватил их, как если бы молчание было подходящим ответом.

- Что ты такое? - повторил король с очевидным нетерпением.

Молчание не было подходящим ответом. Хаману был мастер волшебства и Невидимого Пути. У него была сила, которая могла мгновенно превратить человека в горстку пепла, и такой темперамент, что он достаточно использовал эту силу. Гельвин закрыл глаза и разрешил могучему ветру говорить вместо него.

- Я человек, который живет в сильном страхе перед своим королем и Драконом Тира.

Внезапно в тронном зале стало трудно дышать. Гельмин почувствовал себя преданным. Он решил не открывать глаза, чтобы не видеть, как огненный шар, который он ожидал, вылетает из руки короля, чтобы сжечь его на месте. Гельмин был благодарен судьбе, что члены его семьи не были приглашены на эту церемонию и, таким образом, родители не будут свидетелями его бесчестия.

Король пошевелился, и трон заскрипел под его весом. Хаману, которого ответивший темплар просил даровать магию, громко хихикнул. Потом король схватил Гельмина за одежду.

Глаза юноши невольно открылись. Он увидел завораживающе пульсирующие зрачки короля, и замер, не в силах пошевелиться. Свободной рукой король создал веточку с золотыми цветами и бросил ее в отверстие одежды Гельмина.

- Бойся меня больше всех, юный темплар, и тебе не придется бояться кого-нибудь другого, - мягко сказал он. Потом он освободил Гельмина и повернул его лицом к товарищам. - Гельмин Плукратес, темплар Пятого ранга. Носитель агафари.

Глаза Гельмин открылись еще шире. Самым громким звуком в тронном зале стало скрипение пера писца, который заносил имя и ранг Гельмина на свиток. От трона Гельмин шел на одеревенелых ногах. Его изумление не уменьшилось, пока король спрашивал остальных выпускников, и он не полностью пришел в себя даже тогда, когда церемония закончилась и он опять оказался перед воротами своего дома.


Василиса Плукратес ждала во дворе семейной виллы. Фонтан - один из самых редких предметов роскоши на Атхасе - бил позади нее. Когда она услышала как внешние ворота открылись, она позвала своего мужа, дернув за веревку колокольчика, а потом села за маленький стол, за которым семья обычно ела.

Нож лежал позади чаши с дынями кабра. Василиса стала старательно чистить толстокожий фрукт. Когда она закончила, кожура упала и в ее руках осталась сочная мякоть. Она положила ее на тарелку, разрезав на аккуратные куски, потом выбрала другую дыню.

Гельмин, который решил, что никто не заметил, как он вошел, глядел на мать. Никогда не колеблющаяся, никогда не торопящаяся, Василиса чистила кабры также элегантно и эффективно, как делала все, чем она занималась за свою жизнь.

Василиса не была красавицей. Черты лица с возрастом стали резкими, а через темные волосы пробивалась седина. К тому же на ее лице остались шрамы от множества сражений. В молодости она возглавляла отряд армии Урика, охранявший границу. Если верить слухам, у нее даже было несколько дуэлей, прежде чем Хаману сделал ее Высшим Темпларом. В то время тиран Урика не начинал войну, пока Василиса Плукратес не проверит план компании.

Темплар, который не боялся спорить с королем Хаману и побеждал в спорах, был темпларом, с которым необходимо считаться, но Гельмин никогда не боялся своей матери. Страх не был часть дома Плукратесов. Василиса говорила, что этого добра вполне достаточно во дворце.

- Ты присоединишься ко мне? - спросила она, закончив чистить вторую дыню.

Гельмин жадно схватил клинообразный кусок кабры и начал жевать его раньше, чем уселся за стол.

- Ты принес честь в нашу семью. - Василиса дочистила вторую дыню. - Мы гордимся тобой. Как, я надеюсь, ты гордишься собой сам? - Ее брови изогнулись, превратив утверждение в вопрос.

В доме Василисы не было места ни для страха, ни для лжи. Слово о едва не случившимся бесчестии Гельмина и неожиданной чести долетело до дома быстрее, чем пешком дошел до него свежеиспеченный темплар.

- Когда я посмотрел на короля Хаману - когда я заглянул в его глаза - я по-настоящему испугался. Я не понял, за что он дал мне цветок агафари.

- Посмотреть на короля Хаману и увидеть его так ясно, как увидел ты - причина и для твоего страха и для твоей награды. - Василиса остановилась, как бы взвешивая, как много она может сказать своему сыну. Спустя мгновение она продолжила. - Наш король - дракон.

- Дракон!

Василиса взяла третью дыню. - Не Дракон, а дракон. Как ты думаешь, неужели обычный человек может править Уриком больше тысячи лет? Все короли-волшебники драконы.

- Хаману бог-, - Гельмин процитировал фундаментальный принцип веры темпларов.

- Фи. На Атхасе нет богов, только драконы.

- Кто это знает?

- Те, кто носят агафари, - ответила Василиса. Это те, кто обладает врожденной способностью видеть настоящую природу короля.

Гельмин снял увядшую веточку со своей одежды и положил на стол. Его отец был Высшим Темпларом личной библиотеки Хаману. Истории, которые Радис Плукратес рассказывал своему сыну, не были обычными сказками, которые нянюшки читают детям на ночь. До сих пор юноша с содроганием вспоминал, как отец садился около его кровати, чтобы развлечь его историями о происхождении Дракона Тира и еще более жуткими рассказами, которые в деталях, от которых стыла кровь, описывали каждый шаг превращения человека в дракона. Рассказы о драконьей магии, этом зловредном союзе волшебства осквернителей и Невидимого Пути, стали частью его самых ранних воспоминаний. Он знал, что случалось с оброком из рабов, которые Урик каждый год посылал в пустыню. Дракон Тира пожирал их, и это жертвоприношение только облегчало его голод, но никогда не удовлетворяло полностью. И вплоть до этого мгновения Гельмин верил, что Дракон Тира был единственным драконом под кроваво-красным солнцем.

- Этого не может быть, - прошептал Гельмин, но в сознании он уже понял, что это правда. Хаману вовсе не был магом и мастером Невидимого Пути; он был драконом в одной из промежуточных стадий метаморфозы. Гельмин повернулся к матери, - Я не понял настоящей природы короля. Если бы понял, то отказался бы от агафари. Лучше бы мне стать горсткой пепла, чем служить дракону и почитать его.

Василиса положила свой нож. - Так бы и следовало поступить - если бы был только один дракон. Но, как я только что сказала тебе, все короли-волшебники драконы. Жить в Пустых Землях - значит жить под властью дракона.

Рука Гельмина была холодна и без капли крови, когда он откинул волосы со лба. - Как ты могла принести ему клятву верности? Как ты могла служить ему и почитать его?

- Я служу ему и почитаю его, потому что я родилась в Урике, а Хаману - король Урика. С его точки зрения мы его имущество, тем не менее он защищает нас от всего. Если бы у Урика не было бы Короля Хаману, здесь был бы хаос, пока какой-нибудь дракон не захватил бы город. Есть очень старая мудрость, мой сын: Лучше враг, которого ты знаешь, чем тот, о котором не имеешь понятия.

Гельвин отбросил в сторону агафари. - Я думал, что он бог. "Хаману, Король Мира, чья жизнь - поить водой и лелеять землю; землю, которой доверен самый могучий город Атхаса" - Гельмин горько процитировал первые слова первой лекции, которую читали всем юным темпларам. - И все остальное тоже ложь?

- Сегодня днем ты увидел настоящую природу короля, даже если не полностью понял то, что увидел - и завоевал агафари. А вот если ты окажешься перед королем сейчас... - Василиса покачала головой.

Из прошлого опыта юноша знал, что когда мать так печально, но жестко смотрит на него, внутренний ветер подует ему прямо в лицо, но на этот раз воздух в саду был спокоен. - Я уже говорил тебе. Я не понял ничего, мама. - Гельвин зарылся лицом в ее руки. - Я сказал только то, что ветер вдул в мое сознание. Так получилось, что король хотел услышать именно это.

С закрытым ладонями матери лицом Гельмин не мог видеть, как его мать внезапно застыла, когда он упомянул о своем личном ветре, о котором никогда не говорил никому. Не увидел он и отца, который вышел в сад и стоял позади Гельвина.

- Что-то не так? - спросил Радис.

- У нашего сына совсем не тот талант, о котором мы думали. Он говорит, что не понял настоящей природы короля, но просто сказал то, что Хаману хотел услышать.

- Талант? - Гельмин поднял голову. Словом "талант" можно было описать почти все, но чаще всего его использовали по отношению к Невидимому Пути. У всех жителей Атхаса были ментальные таланты. Но темплары, которые получали свою магию от их короля-волшебника, крайне редко развивали свои ментальные способности. - Но без изучения? - начал был Гельмин.

Радис уселся за стол. - Чтобы стать настоящим мастером Невидимого Пути, требуется долгое обучение, но природный талант требует только практики. Если твой талант не то, что мы подозревали, тогда ты должен был практиковаться в нем всю жизнь. - Он повернулся к своей жене. - Это что-нибудь меняет?

Пока Гельмин пытался понять, о чем говорят его родители, Василиса ответила мужу, - Нет. Гельмин сказал, что он почувствовал "ветер", который сказал ему то, что наш король хотел услышать. Хаману был удовлетворен; этого достаточно.

- Я не знаю ни одного таланта, который опирался бы на ветер, - ответил белобородый ученый. - Я не хотел бы посылать своего сына в такое путешествие с этой миссией, если помочь ему сможет только "ветер".

Гельмину не понравилось, когда о нем говорили так, как будто его здесь не было. Теперь он уже взрослый, самый настоящий темплар. - Пожалуйста, говорите мне, а не о мне! Изменить что? Послать меня куда?

Мать посмотрела на него взглядом, который измерил глубину его новонайденной независимости. - Урику угрожает враг невероятной силы. Ни король ни армия не осмеливаются сразиться с ним, и победить его сможет только герой-одиночка. Я предложила твое имя и напомнила нашему королю, что семья Плукратес верой и правдой служила Урику на протяжении многих поколений.

Гельмин побледнел. Сильный ветер, почти настолько же сильный как тот, который он почувствовал, когда стоял перед королем, подул прямо ему в лицо. Если он опять поддастся ветру, то, подозревал Гельмин, он согласится стать воином Урика. Но сейчас - пока он не узнает побольше - юноша решил не поддаваться, независимо от советов ветра.

- Если Король Хаману, его армия, все осквернители вместе взятые и вообще все темплары города не в состоянии противостоять этой угрозе, что заставляет вас думать, что я могу это сделать?

- Будь уверен, Король Хаману поможет тебе, если потребуется, - сказал Радис, кладя на стол два свитка пергамента. Оба были только что переписаны изысканным почерком Радиса. На одном была карта Пустых Земель со знаков в виде двух концентрических окружностей в пустыне к северо-востоку от Урика. Второй оказался украшенным рисунками манускриптом, озаглавленным Легенда об Аванжионе и Драконе. - Но он хотел бы, чтобы это существо было уничтожено тихо, чтобы о его существовании не знали ни Дракон Тира, ни другие короли-волшебники.

Гельмин взял в руки свиток с Легендой и пробежал глазами первые строки, потом сказал, - Я до сих пор с трудом верю, что наш король - дракон, а теперь вы ожидаете от меня, чтобы я поверил и в этот рассказ о превращениях? - С издевкой в голосе он вслух прочитал несколько строчек свитка, - Творение золотого света посеет раздор среди драконов, которые начнут сражаться друг с другом. Города наполнятся тишиной, поля превратятся в пепел. И больше никто и никогда не увидит аванжиона, а его тело никогда не найдут. - Гельмин бросил свиток на стол, где он свернулся в компактную трубку.

- "Никогда не найдут", потому что он не существует! Это только легенда.

Радис прочистил горло и заговорил так, как будто читал лекцию. - Да, верно, оригинальный текст очень стар и правдивость его под вопросом. Никакие места, упоминаемые в легенде, не могут быть соотнесены с нынешней картой Пустых Земель, а король Хаману утверждает, что Дракон Тира никогда не находил такое существо. Тем не менее в сезон Высокого Солнца король предсказал, что аванжион появится. По его просьбе я тщательно проверил все наши хранилища документов. Это единственный текст, который упоминает это существо, появившееся в результате определенной метаморфозы, и являющееся естественным врагом драконов. Я уверяю тебя, Гельмин, что реакция короля была очень похожа на твою, но его заклинания и предсказания нельзя просто так отбросить в сторону.

- Этот текст описывает процесс трансформации от человека в аванжиона и условия каждого этапа превращения. Некоторые... предметы были похищены из дворца, предметы, о которых легенда утверждает, что они необходимы для первоначального этапа трансформации. Король пытался при помощи самых различных заклинаний найти то, что было украдено, и успеха не добился. Мы думаем, что они защищены сложными заклинаниями. Тем не менее Хаману считает, что зарождающийся аванжион готовит свое превращение в этом районе - Радис указал пальцем на двойной круг, нарисованный на карте. - Наш король верит, что аванжион будет уязвим во время трансформации и - Радис позволил себе сухо улыбнуться - учитывая его личный опыт участия в подобном процессе, я склонен принять его предположение.

- Почему я? - спросил Гельмин, поворачиваясь к отцу и матери. - Почему не вы, с вашим огромным опытом, если уж надо поддержать честь семьи?

- Ты - Плукратес, а Урик - наша жизнь, - торжественно сказала Василиса. - Если мы хотим, чтобы Урик существовал дальше, мы должны защищать его. Уничтожить аванжиона - означает завоевать огромную славу. Для темплара, поклявшегося в верности королю и городу, это долг. А для меня-

Гельмин начал было говорить, но мать изогнула бровь, останавливая его. - Не требуется почти никакой магии, чтобы узнать, что всю свою жизнь я посвятила удовлетворению аппетита дракона. На моем лице есть шрамы, которые я получила не на службе Урику. Я никогда не смогу подойти настолько близко к аванжиону, чтобы убить или даже ранить его. Ты, с другой стороны, чист и нетронут. Твоя аура не должна вызвать подозрений. - Василиса остановилась, вспомнив то, что Гельмин сказал раньше. - Возможно, что твой талант, этот "ветер", именно он делает тебя единственно подходящим.

Гельмин взял карту. Его образование, хотя и не включало обучение Невидимому Пути, в других отношениях было весьма и весьма основательным. Каждый год, как часть экзаменов, студентов-темпларов посылали в тренировочное путешествие по необитаемым местам и в пустыню. Большинство студентов не любило и боялось этих переходов, некоторые не выдерживали и умирали, но Гельвин всегда получал удовольствие от физических нагрузок. Так что путешествие от Урика до места, обозначенного на карте, не должно было стать трудным для него.

- А что будет, если там я не найду никого? - спросил Гельмин, сознательно уступая своему личному ветру.

- Тогда все страхи Короля Хаману окажутся неосновательными, а все высшие темплары, включая твоего отца и мать, полными идиотами, так как приняли его опасения всерьез.

В саду было тихо, и только за их спинами журчал фонтан. Гельвин опять посмотрел на карту. Он устал от церемонии, в голове пульсировала боль. Он хотел поблагодарить своих родителей, которых любил и уважал. Он не хотел благодарить Короля Хаману, который оказался не живым богом, а ненасытным драконом, неутолимым архиврагом жизни, но...

- Ну хорошо, я пойду. - Слова неохотно вышли из его рта. Он пробежал пальцами по пергаменту. - Я закажу необходимые запасы, и буду готов на следующей неделе.

Василиса вздохнула. - У тебя есть три дня. Я уже заказала и получила все необходимые тебе запасы. Я считаю, что ты должен выйти завтра на рассвете.

- Три дня! - воскликнул Гельмин. - Так мало? Неужели что-то может случиться за три дня?

Радис развернул свиток. - "При свете сопряженных лун", - прочитал он, - "аванжион исполнит свое золотое заклинание...". Рал пересечет лицо Гутея через три дня. Если аванжион не сумеет выполнить свое заклинание в этот момент, ему придется ждать следующего одиннадцать лет.

Теперь вздохнул Гельмин. - Хорошо, завтра. На рассвете. - Он сунул пергамент подмышку, извинился и пошел спать, оставив за собой сморщенный цветок агафари.


Кроваво-красное солнце Атхаса уже поднялось над городом, когда Гельнин проехал через северные ворота. Коснувшись антенны канка своим посохом, юноша заставил насекомое ускорить шаг.

Канк мог бежать весь день, но Гельмину потребовалось собрать волю в кулак, чтобы усидеть в седле. Скелет человека плохо приспособлен для езды на создании, состоящим главным образом из чешуйчатой брони. Канк был обучен для езды по дороге, так что Гельмин незаметно соскользнул в сохраняющий энергию транс. День прошел, не оставив за собой следа в его сознании.

Когда солнце стало красным шаром, опускающимся за западным горизонтом, Гельмин пришел в себя и слез с канка. Проверив карту и убедившись, что он не сбился с пути, он поужинал. Тело протестовало, и Гельмин хотел было разбить лагерь прямо на дороге, но самая большая опасность в Пустых Землях ожидала одинокого путешественника не от жадных хищников, но от товарищей-путников. Гельмин опять взобрался на спину канка и заставил того углубиться в пустыню.

Освещаемый светом обеих лун Тельвин ехал до полуночи, пока канк не потребовал передышки. Гельвин разгрузил и стреножил животное, потом собрал все свои вещи в кучу и, используя тот же посох, которым он управлял канком, начертил грубый круг вокруг нее, захватив и канка. Усевшись внутри круга, Гельвин положил одну руку на медальон Короля Хаману, висевший у него на шее, а вторую поднял над головой. Много раз во время тренировок он призывал - и получал - магию короля, но в первый раз в жизни он выполнял заклинание сам, и никто из учителей не смотрел за его действиями.

- О великий и могучий Хаману, услышь мой призыв, - в потной руке Гельвина началось покалывание. - Защити меня в моем круге.

В руку потекла энергия, заставив задрожать каждый нерв, прежде чем ушла в землю. И Гельмин увидел желтые глаза Хаману, колеблющиеся на фоне звезд.


Призови меня, Гельмин Плукратес, когда сопрягутся луны. Тогда ты скажешь мне, что мой враг мертв, или ты направишь мою силы так, чтобы я смог убить его.


Глаза мигнули и исчезли. Замерзший до дрожи Гельвин завернулся поглубже в свой плащ и заснул, проспав беспробудным сном до рассвета. Проснувшись, он почувствовал, что все его мышцы болят, а тело окоченело, но он был молод и здоров; все боли прошли еще до того, как он собрался в дорогу. И опять он скакал до полуночи. Когда на следующую ночь он призвал Хаману, чтобы защитить свой лагерь, король-волшебник не сказал ему больше ничего.

Далеко за полдень следующего дня Гельмин заметил в отдалении остроконечную скалу, совсем рядом с тем местом на карте, где, как предполагалось, должно было что-то произойти. В пустыне вообще мало ориентиров, а это образование выделялось даже больше, чем те, которые Гельмин использовал во время тренировочных походов. В холодном вечернем воздухе усики тумана поднимались спиралью к небу от темного каменного пальца, обещая открытую воду около основания скалы.

Рал и Гутей встретились в небе, когда Гельмин был совсем недалеко от скалы. Он с изумлением увидел, как золотой свет ударил из тени по направлению к лунам, когда они слились в одно. Луч мгновенно засверкал почти нестерпимым светом, потом растаял, но на его месте появились другие, становясь все более яркими и живя дольше, и все это продолжалось без перерыва пока бледный Рал скользил вдоль более темного Гутея. Легенда говорила, что аванжион начинает свою метаморфозу с создания золотого света, который пронзает небо, чтобы принести вниз силу лун.

Через несколько сотен футов он наткнулся на плотную изгородь их кустарника, которая окружала скалу, образуя барьер, через который канк не мог пройти. Лучи золотого света вылетали из тумана, а Гельмин кружил вокруг изгороди в поисках входа. Когда верхушка скалы оказалась между Гельмином и пульсирующими потоками света, он слез с канка, стреножил его, но не стал разгружать, оставив вещи висеть на упряжи, на случай, если потребуется быстро убегать.

Для того чтобы понять, что происходит за изгородью, надо было как-то пройти сквозь нее. Умом Гельмин понимал, что хотя мокрые листья будут бить по лицу, а колючие ветки расцарапают кожу, на самом деле ему ничто не угрожает, но у него были рефлексы жителя Атхаса. Странный золотой свет и липнущий к телу туман вместе с плотной живой изгородью, все это почти лишило его способности соображать, и он был на грани паники. Тем не менее он, задержав дыхание, ринулся сквозь изгородь.

Упав на колени, Гельмин слизал сладкую жидкость с травы, окружавшей его, и подождал, пока паника пройдет. Когда биение его сердца перестало заглушать остальные звуки, он осознал, что воздух наполнен возвышенной музыкой. Хотя Гельмин не был уверен, что именно аванжион сотворил могущественную магию, которую он ощущал вокруг себя, он был уверен, что любой волшебник, могущий призвать силу лун, найдет немного времени и защитит себя не менее сильным охранным заклинанием.

Мрачный и сосредоточенный Гельмин пошел к сияющему свету. Он настолько боялся магии, что почти не смотрел на землю под ногами, и в результате упал в бассейн, погрузившись с головой. Паника Гельмина вернулась с новой силой. Он забарахтался, отчаянно ругаясь, пока не почувствовал под ногами что-то твердое. И он не смог перестать дрожать даже тогда, когда выбрался из воды.

Наконец он настолько изнемог, что успокоился, мысли прояснились, и Гельмин сообразил, что музыка прекратилась. С его насквозь промокшей одежды текли струи воды, и, взглянув на них, Гельмин опять испугался: он весь был окружен кроваво-красной аурой. В дворцовой академии Гельмину показали множество проявлений защитной магии. Он не смог угадать точное заклинание, окружившее его, но смог оценить его силу по яркости красноватого цвета.

Он вспомнил слова матери: Я никогда не смогу подойти настолько близко к аванжиону, чтобы убить или даже ранить его. И, как будто отзываясь на эти слова, его аура стала опасно теплой. Защитное заклинание аванжиона разгадало его намерения и начало работать. Спустя несколько мгновений его кожа уже покрылась волдырями. Бассейн был на расстоянии протянутой руки, но опасность была магическая, а не физическая. Холодная вода не спасет.

Твоя аура не должна вызвать подозрений, голос Василисы продолжал звучать в голове ее сына, Возможно, что твой талант, этот "ветер"

Но ветра не было; охранное заклинание не оставляло надежды. Не было никакой причины верить, что он сможет обмануть его, но учитывая перспективу сгореть заживо, не было никакой причины не попытаться. Заклинание узнало его намерение еще тогда, когда он лез через изгородь, так что Гельвин старательно стал произносить в уме примирительные фразы, надеясь, что действие заклинания можно обратить.

Я не враг. Я не хочу ничего плохого. Да, я испуган, но я не враг. Я клянусь в этом моей честью тому, кто сделал этот золотой свет, глубокую воду и мягкую, сочную траву.

Холодный ветер задул от Гельмина, и это пробудило в юноше надежду, что он нашел нужный способ.

Я не враг. Я клянусь своей честью верно служить аванжиону. Я не хочу ничего плохого.

Гельмин удержал в сознании мысль о чести и службе аванжиону. Ветер задул ровно и сильно; обжигающая аура стала заметно холоднее. Он почувствовал, что опасность прошла, но он не открыл глаза, пока не в его ушах опять не зазвучала музыка. Кровавая аура исчезла. Щеки еще болели, но кожа оказалась не тронутой.

Он лежал на спине, поздравляя себя с неожиданным счастьем, когда внезапно сообразил, что не обманул охранное заклинание. Нет, как и четыре дня назад, он просто сказал правду. Стоя перед Троном Хаману, Гельмин признался, что боится драконов, чья ненасытная жадность угрожает жизни на Атхасе. Закутанный в золотой туман этого оазиса, он добровольно поклялся своей честью служить этому магу, который сотворил такое великолепие, по всей видимости, аванжиону.

То, что он отдал свою верность любому другому, являлось невероятным предательством согласно традициям темпларов, но он не чувствовал себя виноватым. Он достаточно вырос, чтобы понять, что за плодородные поля, магию темпларов и надёжно защищенный город надо платить высокой ценой - жестокой тиранией. Когда он узнал, что Король Хаману вовсе не бог, а дракон, его тщательно упорядоченный мир разлетелся на куски. Теперь Гельмин даже хотел поверить, что источником магии темпларов является дракон. Он почти согласился с утверждением матери, что лучшая зашита от остальных драконов Пустых Земель - иметь своего собственного дракона. Но Гельмин никогда, никогда не поверит, что эти драконы могут принести на Атхас что-нибудь другое, кроме смерти и разрушения.

Гельмин сбросил с себя апатию. Одно дело обещать, что он не повредит аванжиону, но совсем другое дело защитить его, особенно сейчас, когда Король Хаману ждет доказательсво его смерти или просьбы о силе, пока сопряжение лун не закончится. Гельмин встал и опять пошел через туман к светящемуся столбу золотого света.

Туман становился все плотнее и плотнее, пока Гельмин шел через него. Тем не менее он давил и давил, пока не различил смутный силуэт рядом с золотым столбом.

Неровные полосы золотого и серебряного окружали коленопреклонную фигуру, скрывая ее возраст, пол и расу. Потом полосы растаяли, и Гельмин увидел ее отчетливо. Волшебник оказался древней старухой. Ее редкие, совершенно белые волосы падали на обнаженные плечи. Складки морщинистой плоти свисали с ее ребер, а ее лицо напоминало пергамент, натянутый на череп. Вокруг нее валялись кости и другие предметы, которых Гельмин никогда не видел. Юноша не знал, на что похож аванжион, но он никак не ожидал увидеть древнюю человеческую женщину.

Как ты думаешь, неужели обычный человек может править Уриком больше тысячи лет? Голос Василисы прозвучал в сознании ее сына.

Если аванжион был метаморфом, как и короли-драконы, она не имела возраста, как и правитель Урика. Гельмин представил себе, как его мать становится на колени, окруженная золотым светом, и случается несчастье, потому убийца осудил бы Василису Плукратес из-за ее внешнего вида. Если эта старуха аванжион, она сама сможет позаботиться о себе - при условии, что она узнает, что есть опасность.

Вновь появились золотые и серебряные полосы, сверкая так, что почти обжигали. Гельвин хорошо знал, что нельзя прерывать высшую магию, но у него не было выбора. Судя по всему, женщина забыла - или не знала - о его присутствии.

- Вы в опасности, - воскликнул Гельмин. - Вы должны немедленно бежать. - Туман поглотил его слова. - Король Хаману ожидает моего сообщения. Если я не вызову его, он использует Невидимый Путь и найдет меня. - Не было никакого знака, что аванжион услышал его. - Он обязательно найдет меня - никакой темплар не может спрятаться от короля, который дает ему магию - и когда он найдет меня, он найдет вас. Скорее всего, он убьет нас обоих!

Некоторые заклинания, раз начавшись, должны идти без перерыва. Гельмин решил, что заклинание превращение в аванжиона должно относиться как раз к этому типу. Она не могла ответить, пока не закончит определенную стадию метаморфозы. Он уселся на корточки, бессознательно имитируя позу женщины, окруженной золотым светом.

- Я не хочу убивать тебя, - прошептал Гельмин. - И я не могу дать Королю Хаману убить тебя. И что я должен делать?

Никакой голос не прозвучал из тумана в ответ, но легкой ветерок пошевелил его волосы. Это не был его ветер, но он подтолкнул Гельмина и заставил действовать.

- У меня есть талант к Невидимому Пути, - сказал он, обращаясь к старой женщине - Это совсем маленькая вещь, и, я уверен, не сравнимая с вашим знанием. Я называю его мой ветер. Когда я стоял перед Королем Хаману, я подчинился ему, и он спас меня от верной смерти. Когда меня схватила ваша защитная магия, я создал ветер в своем сознании, и повернул назад ваше защитное заклинание. Я думаю, что смогу создать ветер, который отгонит магию Хаману от вас.

Сверхъестественная музыка поддержала слова Гельмина, но не было никаких других признаков, что аванжион услышал его слова. Гельмин почувствовал себя дураком, говорящим с самим собой, и чем больше он думал о том, что обманывает Короля Хаману, тем большим дураком он казался самому себе. Безнадежно пожав плечами, Гельмин решил забраться на каменный шпиль и проверить его. Ему надо было оказаться в точности на том месте, где Хаману ожидал найти его, но, тем не менее, как можно дальше от аванжиона. Так что самое очевидное направление - вверх.

Гельмин стал пробираться сквозь туман. Когда он вышел из области действия магии аванжиона, голова прояснилась, и он понял, что есть и другие возможности. Например, он может уехать из оазиса. К рассвету канк унесет его далеко за горизонт. Провизии, которую Василиса приготовила для него, хватит как минимум на две недели. Но куда ехать? Он не мог вернуться обратно в Урик, а темплары, поклявшиеся в верности одному королю-волшебнику, будут нежеланными гостями в городах других. Нет, и одиноким странником ему не хотелось становиться. Пока он останется здесь.

Выветрившаяся вершина скалы предлагала множество полочек для ног и выступов для рук, что позволило Гельмину очутиться высоко над оазисом. Прямо под вершиной, он нашел расселину в камне и втиснулся в нее. Рал все еще был перед лицом Гутея. Золотой столб между слившимися лунами и оазисом сиял ровным светом. Гельвин сжал в руке свой медальон и поднял кулак высоко в воздух.

- Слушай меня, о Могучий. Говорит твой темплар, Гельмин Плукратес. Я нашел аванжиона, но я не могу ни ранить ни убить ее-. - Он решил, насколько это возможно, говорить правду, потому что король скорее всего почувствует откровенную ложь, даже на таком расстоянии. - Я бессилен против нее. О Могучий Король Мира, если вы желаете уничтожить вашего врага, сделайте это сами.

Я приду.

Гельмин опустил руку и закрыл глаза. Он начал создавать в сознании мысли, которые король должен был счесть настоящими. Я аванжион. Я окружен светом и туманом. Я аванжион. Король Хаману найдет меня, потому что я аванжион.

Когда Хаману передавал своим темпларам магию, это происходило мгновенно. Но Гельмин не просил магии; он просил короля. Он не знал, сколько времени придется ждать. Прошло несколько минут, и он открыл глаза.

Рал уже частично сошел с лица Гутея. Золотой свет больше не был равномерным. Он пульсировал между землей и лунами, в точности как тогда, когда Гельмин вошел в оазис. За исключением сверхъестественной музыки, слабо звучавшей из оазиса, ночь была тихой. Гельмин с хрустом развернул плечи. Он остановился посреди движения, когда сообразил, что небо над юго-западным горизонтом - там, где лежал Урик - стало беззвездным. Пока Гельмин смотрел на него, чудовищная туча стала больше и проглотила еще больше звезд.

Гельмин посильнее схватился за хрупкий камень, а холодные пальцы страха сжали его сердце. Как он мог, даже на мгновение, подумать, что сможет заманить ярость Хаману на самого себя и таким образом избежать последствий? Что заставило его решиться на такой глупый, безнадежный поступок?

Идеи? Разве все это время старуха знала, что он здесь? Разве она использует заклинание, чтобы защитить его? В какое-то мгновение Гельмин пожалел обо всем и даже захотел убить старую каргу своими руками. Потом он покрепче сжал медальон. Может быть Король Хаману простит оплошность своего юного темплара?

Гельвин вспомнил гипнотические желтые глаза. Драконы не прощают. Он обречен пострадать от гнева Короля Хаману, обречен умереть. Был правда слабый шанс на то, что если Гельмин продолжит свою хитрость, старая женщина в тумане под ним - женщина, которая напомнила ему мать и которая, он верил, являлась авнжионом - сможет каким-нибудь образом выжить. Он спросил себя, что бы сделала Василиса Плукратес, если бы оказалась перед его выбором.

Изуродованное шрамами лицо Высшего Темплара всплыло в памяти Гельмина. Она печально улыбнулась, но ничего не сказала. Выбор должен был сделать он и только он. И он опять запел свою мысленную песню, Я аванжион-

Облако доплыло до лица Гутея, разорвав золотой столб. Музыка прекратилась, скала погрузилась в темноту. Крик ужаса юноши расколол воздух, когда король-дракон пошел на приступ. Холодный ветер выл и завывал в сознании Гельвина. Возможно Хаману просто усилил озноб Гельвина. Или, возможно, поскольку в Пустых Землях было всегда сухо и жарко, король использовал Невидимый Путь чтобы ударить своего врага веществом, которое большинство жителей Атхаса даже не могло себе представить: льдом.

Гельмин кричал до тех пор, пока из его горла не полилась кровь. Он корчился и извивался в своей расселине, пока кровь не закапала у него из головы, но он продолжал держаться за камень и не сошел с ума. Он знал, что буря в его сознание только первая часть атаки Хаману. Чудовищная черная туча поглотила половину неба, но все-еще была на некотором расстоянии от него. Он поклялся себе оставаться в живых, пока туча не повиснет у него над головой.

Король Хаману усилил свою ментальную бурю, добавив мокрый снег с дождем и крупные, с острыми краями куски льда, летящие с неба: град. Злые желтые глаза появились в центре тучи.

Я аванжион - одна единственная мысль кружилась в избитом сознание Гельмина, пока его тело страдало от магического гнева Хаману.

Градины слились в огромные ледяные сосульки, потом исчезли, когда король-дракон пошел в последнюю атаку. Череп Гельмина стал ледяной тюрьмой, потом стены тюрьмы стали смыкаться. Крики юноши резко оборвались, у него больше не было голоса. Пальцы отпускали камень, один за другим, но тело оставалось скрытым в расселине. Герой Урика играл свою роль до последнего предела-

И победил.

Желтые глаза вновь появились в облаке, а под ними острые драконьи зубы сверкнули в страшной удовлетворенной усмешке. Вместе с раскатами чудовищного смеха, магический шторм закружился вокруг верхушки скалы, осыпая ее льдом и замуровывая ледяной сферой. А потом исчез, даже не коснувшись оазиса внизу.


Амиска проснулась еще до рассвета и, даже не открыв глаза, внутренним взором оглядела мириады изменений, которые заклинание метаморфозы проделало с ней. Она была потрясена, когда, открыв глаза, обнаружила кости осквернителей, лежащие на траве; она надеялась, что ее заклинание поглотит их. Конечно, ее магия всегда была намного менее разрушительна, чем у других жителей Атхаса. Она была сохранителем, а не осквернителем. Обычно, когда сохранители не находили другого выхода, они старались уйти, оставив своих врагов в покое.

В ее возрасте даже вставать было достаточно больно. Когда Амиска развела руки, чтобы оттолкнуться от земли, удивленный вздох сорвался с ее губ. Кожа стала мягкой и гибкой. Пигментные пятна, выдававшие ее возраст, исчезли. Даже ее суставы, пораженные артритом, изменились, и стали по-юношески подвижными. Со смехом и слезами счастья преобразовавшаяся волшебница прижала руки к лицу и в первый раз за много лет захотела посмотреть на себя в зеркало.

Амиска встала на ноги. Она проверила свое восстановившееся тело, и поздравила себя с победой, когда первые лучи солнца коснулись ее. Несколько мгновений она кружилась как в танце, когда заметила полоску примятой травы. Вся радость исчезла между двумя ударами сердца. Она поспешно надела на себя много раз чиненое платье и пробежала пальцами по руке до предплечья.

Защитные заклинания Амиски были закодированы в шрамах, усеивавших ее руки между запястьями и локтями, так что она могла легко восстановить их в памяти, просто посмотрев на них или коснувшись их кончиками пальцев. Из карманов своего платья она достала компоненты для волшебства. Потом, используя жизненную энергию оазиса как катализатор, она активировала защитные заклинания.

Почувствовал себя в безопасности, Амиска пошла по следу из примятой травы к подножию остроконечной скалы, возносившейся над оазисом. Земля у самой скалы была мокрой. Вода так редко падала с небес Атхаса, что она почувствовала себя глупой, когда взглянула наверх и не смогла определить, что за белесый шар окутал вершину пика; а потом капля воды не упала ей на лицо.

Упорядочив мысли, аванжион взлетел в воздух и полетел проверять лёд. Он был холодный и твердый, но не мокрый, как полагалось быть льду. И действительно, поверхность обжигала, если коснуться ее пальцами, а это подтверждало ее сильные подозрения, что это был магический лед.

Амиска не могла даже сосчитать число тех, кто хотел ее смерти, или даже тех, у кого хватало силы достичь своей цели. Она научилась быть очень осторожной, но ей пришлось рискнуть, собирая компоненты для заклинания метаморфозы - особенно кости осквернителей. За костями могли проследить, или само заклинание могло привлечь внимание. Прямо перед тем, как Рал слился с Гутеем, Амиска сотворила все защитные заклинания, которые знала. Их было весьма и весьма много, но ни одно из них не превращало опасный объект в лед. Все знание, накопленное Амиской за долгие годы, требовало оставить опасный лед в покое. Она не обратила на это внимание и активировала заклинание, которое сконцентрировала тепло на ее ладонях. Не зная чего ожидать, она погрузила руки по локоть в лед, и остановилась только тогда, когда ее пальцы наткнулись на живое, но замороженное тело.

Неожиданно включилось ясновидение, и Амиска решила, что во льду запечатан второй аванжион. Она нахмурилась, потом развела руки, открыв замерзшее лицо. Хотя она сама была доказательством того, что аванжионы молодеют в ходе перерождения, Амиска не думала, что молодой человек, которого она извлекла изо льда и перенесла на землю, больше двадцати раз видел, как солнце всходило в день своего рождения.

Солнце со временем позволит Амиске отогреть замерзшее тело юноши. А пока она удовольствовалась тем, что сняла с него одежду. И, снимая с него тунику, нащупала кожаный шнурок вокруг его шеи и вытащила на свет медальон Хаману.

- Темплар, - прошептала Амиска, еще более озадаченная, чем раньше.

Амиска была светской волшебницей, и не умела воскрешать мертвых. Заклинание, которое позволяло разговаривать с мертвыми, было отвратительно, и большинство сохранителей избегало им пользоваться, но бывали случаи, когда некромантия была единственным выходом. Слегка надрезав себе руку, аванжион взял немного крови с разбитого лица и смазал ею надрез. Потом она прошептала несколько неприятных слогов и стала ждать. Ничего не произошло. Совсем ничего.

Амиска не могла вспомнить, когда в последний раз ее заклинание, пусть даже заклинание некромантии, не сработало, совсем. Встав на колени рядом с головой темплара, она вытащила соль из кармана платья и втерла ее в свою окровавленную ладонь. Когда из разреза ударила острая боль, она начала произносить заклинание, которое должно было извлечь рассудок юноши из тела и послать его в такое место, из которого он никогда не смог бы выбраться. Это было хорошо знакомое заклинание, скорее связанное с вызыванием духов, чем с некромантией. Амиска не ожидала, что столкнется с трудностями, когда положила свою горящую от боли ладонь на лоб молодого темплара.

Она ошиблась.

Сознание темплара глубоко укоренилось в его теле. Амиска уже собиралась выдернуть его, как уродливый сорняк, когда сообразила, что замерзший человек не совсем то же самое, что мертвый.

Различие было невелико, но было. Выкорчевать сознание мальчика было легко, исцелить его было трудно, но как только она поняла проблему, мысль о том, чтобы поторопить смерть Гельмина, больше не приходила Амиске на ум. Вместо этого она собрала свою ментальную энергию для долгого Путешествия по Невидимому Пути, усилила себя магией и погрузилось в трудный процесс исцеления.

В Пустых Землях обычно было жарко и сухо; так что у Амиски не было опыта размораживания замерзших людей. Она делала ошибки. Мозг темплара едва не превратился в кашу, когда стала слишком быстро нагревать его. Мускулы застыли, а внутренние органы угрожали взорваться. Сознание опять едва не убежало из его тела. Но Амиска сумела сохранить его, справилась со всеми трудностями, и когда солнце уже склонилось над горизонтом, он с довольным вздохом уселась на землю.

В ходе такого сложного исцеления не осталось места для каких-то личных тайн. Теперь Амиска знала о Гельмине больше, чем он знал о самом себе. Она поняла, каким образом он использовал свой необученный талант, чтобы обмануть короля-дракона, и почему ему удался этот отчаянно-смелый поступок.

Хаману должен был направить свою магию дракона на конкретную цель, но он никогда не встречал аванжиона. Когда король-дракон потянулся к своей цели через пустыню, он нашел то, что искал, и даже не подумал искать кого-то другого. И даже если он почувствовал этого другого, он скорее всего предположил, что это его собственный темплар.

Амиска освежилась водой из бассейна оазиса и поздравила себя с невероятной удачей. Король Хаману был сильный противник, умный и могущественный. Он мог бы пройти через ее защиту - если бы его высокомерие - отличительное качество дракона - не убедило его, что он одержал легкую победу.

- Ты сделал больше, чем спас мне жизнь, - сказала она вслух. - Ты убедил своего короля, что аванжионы - совершенно ничтожные создания, которых легко уничтожить и которых нечего бояться.

Гельмин открыл глаза. Сначала в них не было ничего, потом он вздрогнул как человек, который думает, что благополучно пробудился от ночного кошмара только для того, чтобы осознать, что он не спал.

- Вы-?

Амиска кивнула. - Мои друзья зовут меня Амиска, и я считаю тебя среди них. Благодарю тебя за то, что ты спас мне жизнь. - Она улыбнулась, а потом ласково добавила, - Не расскажешь ли ты мне, почему темплар из Урика пожертвовал собой, чтобы спасти жизнь аванжиона?

Гельмин медленно сел. Все вокруг казалось незнакомым. Он потер глаза и посмотрел на руки. Память подсказала ему, что ничего не изменилось; какое-то более глубокое чувство говорило, что память ошибается. - Я был мертв? - неуверенно спросил он.

- Почти. Ты навлек на себя силу Хаману, как металл привлекает к себе молнию. Шок остановил твое сердце, а драконья магия закупорила твое тело прежде, чем твое сознание могло убежать. Это то, что ты сделал, но не расскажешь ли ты мне почему?

- Я не знаю, - Гельмин безуспешно попытался встать. Амиска предложила ему руку, и он оперся на нее. - Быть может ваша магия. Я пришел убить вас. Это то, что мой король и моя семья ожидали от меня. Но когда я столкнулся с вашим охранным заклинанием, я поклялся своей честью служить вам. А потом... - Он отпустил руку Амиски. - Моя семья верой и правдой служит Королю Хаману, потому что своей силой он защищает Урик. Он, одновременно, жестокий тиран, и - как сказала мне моя мать - дракон! - Увидев, что выражение лица Амиски не изменилось, Гельмин сообразил, настоящая природа короля достаточно широко известна, хотя и не простому народу Урика. - Моя мать научилась жить с этим. И, насколько я могу судить, отец тоже. Но не я.

- У вас тоже есть могущество, но я не боюсь. - Гельмин указал на роскошную зеленую траву. - Вы сделали это. Драконы уничтожают, а вы создаете. Вы могли бы все пустые земли превратить в оазис. Я не льщу и не лгу. Я хочу верой и правдой служить вам. Я хочу помочь вам вернуть Атхас обратно к жизни.

Печально улыбнувшись, Амиска покачала головой. - Мои способности далеко не такие большие, а моя задача совсем не проста. Уже тысячи лет драконья магия уничтожает все подряд. Один аванжион не может даже надеяться изменить мир. Большую часть своего времени я буду метаться от одного убежища до другого, и только в оставшиеся мгновения буду в состоянии восстанавливать Атхас-

- Но я помогу вам. Я сделаю все, что вы попросите.

Амиска положила руки на плечи Гельвина. - Тогда я попрошу тебя вернуться в Урик. - Она почувствовала, как его плечи опустились. - Скажи своему королю, что видел мое мертвое тело. Он и так уверен, что уничтожил меня. Пускай Хаману наградит тебя, и займи место в высшей бюрократии Урика.

- Я не могу вернуться обратно в Урик. Хаману дракон. Он узнает, что я поклялся служить вам.

- Я аванжион, и я глубоко заглянула в твое сознание. У тебя есть редкий и очень скрытый талант. Если ты не сделаешь ничего, что вызовет подозрения твоего короля - а ты можешь полагаться в этом на свой талант - он поверит во все, что ты напишешь на поверхности своего сознания. Ты провел Короля Хаману, обманул мое охранное заклинание, и я верю, что ты сможешь перехитрить и Дракона Тира.

- Но я бы хотел-

- Вернуть Атхас к жизни. - Амиска со вздохом опустила руки. - Один Высший Темплар может восстановить больше жизни на Атхасе, чем десять аванжионов. Изучи ирригационную систему твоего города; усовершенствуй ее. Расширь поля. Сохрани только лучшие семена для посева на следующий год. Все эти вещи восстанавливают Атхас и не менее важны, чем избавление от драконов.

- Вы говорите, как моя мать.

Не колеблясь ни секунды Амиска обняла Гельмина. - Если бы Атхас был другим, я бы с радостью назвала Василису Плукратес своей подругой. Но Атхас такой, какой он есть, и ты облегчишь мое сердце, если вернешься к ней. - Амиска собиралась и дальше убеждать его, но Гельмин освобождено пожал плечами.

- Вы будет помнить меня, не правда ли? Вы будете помнить, что я служу вам, а не Королю Хаману? - спросил Гельмин.

Амиска кивнула и легонько коснулась губами его лба. - Ты можешь быть уверен в этом, но помни, что служишь Атхасу, а не мне.

Ее губы оставили золотую метку на его коже. Метка быстро всосалась внутрь, но она не исчезнет до тех пор, пока он верой и правдой служит Атхасу. Другой аванжион, если он когда-нибудь появится, ясно увидит ее. Ее увидят и сохранители, если решат взглянуть поближе. И дети Гельмина унаследуют ее, если он научит их служить Атхасу, как делал это сам.

Потом Амиска помогла своему ученику забраться в седло и послала его обратно -- служить своему королю, Урику и всему Атхасу.


[править] Комментарии

Имя Василиса - женский род от греческого (и русского) имени Василий. Другие варианты: Василия, Васса.

Агафари - в оригинале "агифари", которое нигде больше не встречается. Быть может имеется в виду цветок дерева агафари.

Плукратес - вариант Плюкратес? Плукратис?

Страница 10 ,строчка 7: Идеи -> в оригинале очевидная ошибка сканирования. "A geas?"

Я перевел "Идеи", то есть герой ищет какие-то идеи, как выйти из трудной ситуации. Возможно имеется в виду "A pleas?" -> мольбы

Тогда можно перевести "Молить о помощи?"

Аванжион - женщина. Но само слово мужского рода. Какие окончания глаголов надо использовать: Аванжион полетел или полетела?


Страница 11, строчки 4 и 5: не совсем понял текст . Перевод примерный. Оригинал: When preservers could not leave something better than they found it, they left it alone